Глава 8. Авария или глава о том, как Башкаус захлопнул свою любимую ловушку
Там воздух, воздух, воздух - колючий, ядреный, щекочущий небо, обжигающий язык и гортань, - воздух, мать вашу!
С утра жить хотелось слабо. Я перемещался по лагерю, живущему обычной утренней жизнью, как сомнамбула. АЯ, как всегда, громко распевал песни, причем репертуар менялся от похабных частушек и блатняка до оперных арий и революционных гимнов. Адмирал портил лавочки очередным «Москва 2010». Дедушки традиционно обижали АА, который никак не мог обуздать созданный им же хаос из собственных вещей. А дядюшка М. также традиционно мрачно взирал на реку.
В полдень мы встали на воду, и, пройдя по бодрому «пятерочному фону» с километр, зачалились для просмотра самой интересной части нашего славного маршрута – связки Капкан – Мясорубка – Каменный Остров – Камикадзе.
Читатель! Вообрази себя птицей и прилетай ко мне на Алтай. Представь, как ты расправляешь крылья и паришь в высоте над таким маленьким и таким смешным Ключевым порогом. Что такое Башкаус для тебя? Белая нитка на карте гугла… Пара взмахов крыльев и вот ты уже летишь над «сложной шиверой» – непрерывной километровой цепью мощных валов и бочек, каждая из которых служила бы украшением маршрута любой кавказской пятерки. Титанические склоны ущелья кажутся тебе бордюрами на пешеходной дорожке, а огромные острые обломки скал, усыпавшие берега – щебнем. Мироздание не закончено здесь. Острые скалы не облизала вода, а иголки гигантских елей, безжалостно раздавленных сошедшими осыпями, еще зелены. Взбешенная река с грохотом катит по дну камни, а склоны каньона сжимают небо ломаными тисками голых скальных выходов. На берегах нет мха, а из под темных обледеневших щелей в курумниках дует ледяной воздух. Ты снижаешься, пролетаешь над все убыстряющейся водой и вдруг видишь, что река останавливается, а потом и вовсе исчезает. Это подпор Капкана, читатель. 40 метровое зеркало обманчиво ленивой воды, которая валится в заходной водопад этого волшебного порога. Пролетев отвесно 3 метра по воздуху, вода падает в сжатую со всех сторон зубьями капкана струю, всей своей силой валящую в прижим левого берега. В нем стоит огромный кусок обрыва, судя по свежим деревьям, упавший сюда не больше месяца назад – на Башкаусе время течет стремительно. Вода бежит по треку от прижима и падает винтообразно в слив с котлом, взрывается, пенится, разлетается под басовитый гул мириадами брызг и спешит к третьему невысокому сливу с варящей бочкой под ним. Даже птице неуютно здесь, где скальные склоны как будто прижимают тебя к воде, и ты летишь осторожно, пролетая 100 метров «мелких» веселых бочек, отмерянных природой до Мясорубки. Вокруг все ревет, вода валит на скальный бом, перегородивший реку и разбивается на две неравные струи, обтекая его. Большая часть потока падает справа от камня в котел, достойный порогов Чулышмана. Вода кипит в нем, падает еще и бьет всей массой в прижим, стоящий точно перпендикулярно руслу реки. Двухметровый отбойник от прижима выскакивает треком дальше и река устремляется петлять между знаменитых ножей мясорубки – серии скальных ворот по очереди перекрывающих реку то справа, то слева. Вода бьется в них и падает, падает, падает… Четыре бочки там между ножей, всего четыре. Последняя из них – кульминация порога. В испуге от ее масштабов ты резко взмываешь над 40-метровым прогоном, и видишь, как он утыкается в свалку обломков скал посередине реки, называемую среди посвященных «Каменный остров». Остров замусорен здоровенными бревнами, притащенными сюда злой водой. Основная часть ее обходит остров слева, 200-метровые стены каньона становятся вертикально-отвесными и уходят в воду без каких либо ступеней, без компромиссов и надежд. Башкаус здесь имеет ширину 10 метров и в ярости от того, что здесь его победил камень, рвется дальше – в Камикадзе. Но стоп. Тебе хорошо, читатель, у тебя есть крылья. А у нас, грешных – только ноги, руки и пароходы. И мы не можем заглянуть туда вниз за поворот, где в мрачной тени правого прижима встают валы Камикадзе. Не можем, а так хотелось…
Я прыгал по курумнику, который здесь, перед Капканом окончательно потерял совесть. В камнях торчали почему-то исключительно обломки детских игрушек и пластиковые тапочки. Внезапно на отвесной стене скального обломка появляется памятная табличка. «Погиб при прохождении порогов Ключевой…Камикадзе». Ого. Где же погиб человек? Похоже, неизвестно, отчего стало как-то не по себе. Если экипаж лег в Ключевом, то где оторвался от ката и сколько смог пройти живым? Жутко, когда представляешь. Я пошел дальше. Шивера все усложнялась и, зайдя за поворот, я увидел, как река исчезает. Капкан, сообразил я и, пройдя еще метров 200, вскарабкался на бом за первой ступенью. Сверху ярко светило солнце и Капкан передо мной стоял во всем великолепии. Красиво. Его бы отдельно стоящим на Кутсайоки какую-нибудь – то-то было бы веселье… Камни, наваленные на берегу, переползать становилось все труднее. А ведь кто-то обносил и вещи и пароходы здесь, гвозди бы делать из этих людей, пыхтел я себе под нос. Когда надоело лазить по берегу, я забрался метров на 30 наверх и внезапно встретился с Адмиралом и двумя К. Мы почтительно повзирали сквозь ветки на творящуюся внизу водную истерику и только Адмирал как ни в чем ни бывало энергично и весело рассказывал о том, как мы тут пойдем. Я вытер с лица пот, помял разболевшуюся руку и понял, что мной овладело какое-то тупое безразличие. Пойдем, так пойдем… Наверно похмелье сказывалось – я уже устал бояться.
Адмирал пошел обратно к Капкану, а мы с Дедушкой и К. решили навестить известный в узких кругах мотель «Куриная ножка». Хотя когда я туда пришел, мне показалось, что я попал не в мотель, а на кладбище. Первая табличка – в память о погибших в 1977-м году. Я родился только через год… Всего на памятниках упоминается 9 человек, если не ошибаюсь. Мы нацарапали на скале дежурное «Москва 2010. Без баб», достали и почитали дневники предыдущих групп, тщательно упаковали все назад и двинули в обратный путь. Мы же еще вернемся сюда, думали мы.
После долгой и утомительной процедуры расстановки страховки и съемки по местам, штурмгруппе пошла в прорыв. Солнце как всегда было на краю каньона. Я стоял над Капканом, щелкал фотоаппаратом и неожиданно заметил, как тяжко бухает сердце. АЯ – это ты виноват, синюшник, чтоб ты устал от водки… АЯ же в это время с воплем цеплялся веслом за воду, вывесившись чуть ли не целиком за борт. После падения в первый слив, Касатку рвануло влево по невидимой струе и она оказалась почти в прижиме. Экипаж рубился как на празднике. Свалившись с трека во вторую ступень полулагом, они тревожненько привстали на один борт и вымылись оттуда уже разворачиваясь. 3.5-тонный пароход мотало как бабочку, твою мать, какой же он огромный этот порог… Пройдя третью ступень кормой вперед, штурмгруппе закопала к пятачку со страховкой, которая должна была обеспечить принудительную чалку. Ага, сказал нам Башкаус, и морковки пролетели мимо. Все происходило мгновенно. Касатка ушла дальше, развернулась и пошла траверсом к левому берегу. Но зачалиться на запланированную резервную отмель прямо над Мясорубкой они тоже не успели. Упав от входной затычки в левую протоку, пароход скрылся с наших глаз в Мясорубке. Мы стояли «в коричневых штанах» и ждали звонка в рацию. Минута, две… Наконец рация ожила, и Адмирал сообщил нам, что Касатку вышвырнуло из выходной бочки Мясорубки сильно влево, и они оказались в противотоке под тенью скалы, что позволило зачалить пароход прямо над Каменным Островом. По белой нитке ходим – стало понятно уже тогда. Все конечно вздохнули с облегчением, но обнаружилась проблема – Ньюф, оставшийся на правом берегу. О том, чтобы идти с ним на Аргуте в эту срань не могло быть и речи. О том, что перечалить Касатку, не улетев в Камикадзе – тоже. Так Ньюфа утратили второй раз.
Оставалось единственное решение – переправа Ньюфа по веревке между Капканом и Мясорубкой. О, это была песня. Сначала натянули две связанные морковки в наиболее узком месте реки. Потом Адмирал долго обвязывал трясущегося Ньюфа, застегивая на нем многочисленные карабины. И наконец, напутствованный очередной толикой черного адмиральского юморка и неоднократно перекрестившийся Ньюф прыгнул в воду. Течение по маятнику запустило его вниз и через несколько секунд стосковавшаяся штурмгруппе вытащила родную собачку на берег. Собачка же крупно тряслась и смогла выдать из себя только одну фразу: "Я так обосрался, что у меня даже жопа перестала болеть!". А мы тем временем пошли наверх к Аргуту, готовиться к прохождению.
«Не ссать, рубиться до упора. Если ляжем, то еще раз – не ссать, весла не терять, держаться за пароход и вылезать на него. Пароход – жизнь.» - смысл адмиральского напутствия не отличался разнообразием. Мы попрыгали в «сложные шиверы». Пароход летел, протыкая бочки насквозь. Где мы были больше, в воде или на воздухе, сказать трудно. Аргут – любитель ходить под водой. А вот и Капкан. Мы юркнули поправее, как намечали на просмотре, и удачно упали в первый слив. Тетя дорогая, высоко-то как. Когда мы выпрыгнули из воды, нас, так же как и Касатку, сбросило влево и мы, также уходя от прижима, развернули пароход, прошли по треку и оказались во второй ступени полулагом, как и Касатка…
До этого, на маршруте пароход не раз вставал на свечу, мертвенно подвисая в воздухе на бесконечные мгновения, но после всегда вставал на ровный киль. И мы всегда были уверены, отвешивая его – встанет. И сейчас в том, что мы ложимся, тоже не сомневался никто. Капкан кувыркнул нас уверенно и быстро. Я, как правый кормовой, оказался самым нижним в момент киля и поэтому довольно долго проторчал под водой. Когда начал всплывать, увидел над собой медленно уходящую раму парохода, которого начало вымывать из бочки. «Удачно» - мелькнула мысль, когда я поплавком втиснулся в задний периметр, подвинув уже висевшего там К. и заодно утратив весло, которое встало под водой поперек баллонов. Запаска, запаска! Свербило в мозгу, когда я судорожно вращал башней по сторонам. Оп-па, опять удачно, в периметре колыхалась тэшка вертикально плавающего весла. Я вырвал его на поверхность за мгновение до того, как мы упали в третий слив. Травмированная рука болела страшно. Держаться, только держаться, пароход – жизнь. Когда стиральная машина закончилась, я выбрался на раму и смог оглядеться.
Перспективы открывались перед нами самые радужные. Мы бодро вальсировали по струе в перевернутом состоянии где-то посередине между Капканом и Мясорубкой. Пароход мотало в «мелких» бочках, выматывая и нас. Он то уходил из под нас, падая в слив и отрывая руки, то наддавал нам по ребрам, заднице и всему прочему ливеру, который в момент всплытия вставал у него на пути. На борту в заднем периметре находились я и К., а в переднем мелькал Адмирал. Запаски смыло, но все трое пока были при веслах. Пойманное мной весло, судя по желтой лопате, оказалось дяди М. «Кстати, где он» - я стал вертеться, обыскивая глазами воду. В этот момент у кормы правого баллона что-то забурлило, и М., как тюлень, всплыл из пены, держась обеими руками за ручку с внешней стороны. Жив, писька крокодила! Да, неуютненько купаться снаружи парохода в такой-то жопе. Физиономия М. это очень красноречиво подтверждала, и особенно на ней выделялись глаза. Его можно было понять. Если наши перспективы, дорогой читатель, можно было назвать просто дрянными, то у М. дело обстояло и вовсе швах. Я посмотрел по ходу течения и увидел здоровенную бочку прямо по курсу. «Держись!» - крикнул я М., который был к ней спиной. Мы рухнули вниз, и М. исчез под водой. Команда «Пиздец» подается один раз…
Мы приближались к страховке, которая стояла над Мясорубкой по левому берегу. Судя по морковкам в руках, позам сусликов и насупленным героическим фасадам, нас готовились спасать. Интересно, а какая рожа была в тот момент у меня, когда я проводил взглядом оба спасконца, практически одновременно улетевших в сторону всплывшего впереди нас М.? Один конец в него не попал, а второй он не смог удержать, повисев на нем всего несколько секунд и по маятнику уйдя в левый слив Мясорубки. Все морковки в человека – старое правило, как говорил Пердед. И был прав, потому что очень похоже, что эта морковка, запущенная ловкой рукой АЯ, спасла М. жизнь, ибо без нее плыть бы Дяде в правый котел. Теперь мне всегда смешно, когда важные теоретики водного туризма пространно и многословно рассказывают о том, что страховка спасконцом неэффективна и опасна. Дорогие теоретики! Импотенты мысли и ассенизаторы умственных потоков! Я имею вам сказать только одно – без морковки, мы с М. верным образом подохли бы еще на Чулышмане, такие дела.
Итак, страховки не будет, «поздравляю вас со срочным погружением в задницу!». А силы и дыхалка были уже на исходе. Рука отваливалась. Пароход подплыл к входной затычке Мясорубки и остановился в нерешительности, как будто выбирая, куда – влево или вправо, в эту шквару несусветную, что радостно клубилась уже в нескольких метрах от нас. Аргут качнулся и медленно тронулся вправо. «Бля-я-я-я-дь!» - взметнулся над пароходом трехголосый вой, и с берега нам, похоже, подпевали болельщики.
Мы упали прямо в этот котел и ушли под воду. Только держаться, билась мысль, пока я мотался, как фантик в стиральной машине, хотя держаться было уже практически нечем. У плюшевых зайцев не бывает пальцев. Сколько нас там варило? Не знаю, но из под воды Аргут вышел только с одним пассажиром на борту. Этим пассажиром оказался я. И я еще пока сохранял спокойствие, хотя дышать было уже нечем. Самое паскудное здесь – это паузы, короткие секундные паузы между жопами. Во время пауз ты успеваешь задуматься, а это здесь лишнее. Секунда паузы, несчастный Аргут упал в слив под прижимом и разбился о скалу. Ударившись носом и сломав себе рога, пароход со стоном и скрежетом развернулся лагом, вскарабкался по огромному отбойнику и встал на ровный киль. Я всплыл уже не периметр, а между баллонов сзади, что не оставляло мне никаких шансов, учитывая мое плюшевое состояние. Я на всякий случай сделал крепкий вдох и ухватился больной рукой за уходящую раму, понимая уже бесполезность своих усилий. Аргут взбрыкнул, рука взорвалась болью, в башне сверкнуло и меня швырнуло вниз.
Когда я открыл глаза, было темно. Мерзкая черно-коричневая хмарь то темнела, то светлела перед глазами. Меня крутило. «Ну, вот и все…» - с удивительным спокойствием выдал мне мозг и дальше смог родить только две мысли – о том, что жалко домашних и странное острое любопытство, а что же будет дальше, после того, как я умру? Пока я раздумывал о высоком, хмарь всколыхнулась и начала светлеть. «По местам, к всплытию!». Светлее, светлее, вот уже видна поверхность, ротик уже раскрыт на полную и ручки тянуться к свету. Плюх! И первый со всхлипом вдох. «Добро пожаловать в наш говенный мир обратно».
Я счастливо и спокойно прошел всю Мясорубку под водой и вынесло меня точно на остров. «Удачно» - обрадовался я, с облегчением думая, что все закончилось. «Херачно» - обрадовался Башкаус и замыл меня между первых двух глыб острова. Как же там несет! Руки отказывались слушаться, бессильно скользя по камням. Я попытался встать, но ноги не держали, их замыло вниз, а сверху между камней замаячило бревно. Вот тут я и погас. «Завал!». Страшнее мысли на воде быть не может. Я дернулся, и сипло огласил окрестности воплем издыхающего животного. Самое время обосраться, самое время. Сознание уходило, вытесняемое дремучим ужасом. Между тем, я медленно протискивался вдоль бревна, находясь под водой и неуклонно превращаясь в овоща. «Только, бля, без сучков, только без сучков!» - последние обрывки ясных мыслей. Ударяясь о бревна и камни каской, ногами, локтями и еще черт знает чем, уже плохо понимая, что и как, я, спустя пустяшную бесконечность, оказался между двух камней, за которыми маячило крошечное улово, сливающееся под следующие камни. «Выход!» - мелькнуло в заячьем мозгу, и я с размаху приехал животом на расклиненный поперек этих камней обломок бревна. Застрял, рванулся и смог вдохнуть. Сознание вернулось. Здравствуй, мама, я родился второй раз.
Положение, однако, было тухлым. Я прочно сидел на чем-то задницей, с пузом на бревне и с вытянутыми вперед ногами, расклиненными между камней. Обувь с меня смыло и босые заледеневшие ноги в рваных носках мерзко саднили. Рука была как затраханная, глаза были как в песке. Сзади неукротимо давила на спину струя, а сверху обильно поливало маленьким пульсирующим петухом. Дышать можно было, но через раз. Любая попытка пошевелиться приводила только лишь к тому, что я еще плотнее застревал под бревном. И сил шевелиться почти не осталось. В голове все было пусто и тупо. Я сидел, отплевываясь, тяжело дыша и пытаясь сообразить, как быть дальше. Между камней впереди мелькнула желтая каска К. Живой! Из последних силенок я позвал его, подбадривая себя сиплой матершиной. К., с трудом передвигаясь по камням и очумело мотая башней, подобрался ко мне. Он попробовал вытащить меня за руку – без шансов. Мы сделали еще пару попыток, и я решил выбираться сам. А К. убежал спасать пароход. Он чудесным образом болтался на ровном киле в последнем сливе Каменного Острова на размотавшемся и заклинившем на дне спасконце.
Я начал потихоньку руками доставать застрявшие ноги, обдирая их о камни на дне. Больно. Потихоньку, чтобы не сорваться, стал привставать и, дрожа на подгибающихся конечностях, с трудом перебарывая бьющую в меня воду, ползком выбрался на камень. Состояние было таким, что я даже не мог толком стоять на четвереньках. Я прополз метр по камню в сторону К. и проблевался речной водой. Лежать и дышать.
М.! вдруг вспыхнула страшная мысль, и я, шатаясь, пополз к К., озирая окрестности мутными, покрасневшими от воды глазами. Так, Адмирал живой, это мы видим. На левом берегу напротив острова, аккурат через порог собрался весь бомонд и взволнованно топотал лапками. «Где М.?!» - крикнул я К. Он не знал. Я пополз обратно и в этот момент увидел мелькнувшую на правом берегу коричневую каску. Живой! Стало поспокойнее. Я огляделся еще раз. В водяной тени от острова спокойно колыхалось неубиваемое весло М. К., уже удачно поймав за спасконец полусдутый Аргут, пытался вытащить его на остров. С левого берега, обильно жестикулируя, давали советы. Но слов слышно не было, порог ревел прямо над ухом. Ох, ты, йопти! На вытаскиваемом пароходе мелькнула болтающаяся зеленая герма с фотоаппаратом. Да мы везунчики. Общая ее стоимость была около 70 тысяч вечно деревянных. И утрата означала неминуемое могучее уестествление меня моей милой женой в последующими рецидивами в течение 100 лет, лучше уж потонуть к ебеням. К. в это время выловил весло.
Итак, что мы имеем? Оба парохода на месте и все живы. Ну, просто повезло придуркам! С другой стороны из шести весел осталось одно, Аргут покалечен, мы пока разбросаны по разным берегам, темнеет, холодает и начинается дождь. Плюс к этому утрачены два рюкзака – мой и М., и мы в ловушке. Сухопутного выхода с левого берега каменного мешка над Мясорубкой нет, а в воду снова лезть – об этом даже думать не хочется… Дела.