Глава 7. Первая часть Нижнего Ущелья или глава о сплаве ДО
— Нормально. Нам бы еще бабу сюда.
— Чтоб она от страха гадила по углам. Ладно, Саня, спи. Надо проспаться.
Штурмовой пароход, прошедший Безлюдный без просмотра, передал по рации, что впереди шестерочная срань, мощная, длинная, но простая, а также то, что они на ней порвались крепко, и поэтому собираются загорать на каменной отмели под стеной, что сразу за порогом. Хотя, между нами, Пердед потом рассказывал, что была у него красивейшая мысль передать нам в эфир, что там всего лишь простая шивера, а потом понаблюдать наши чувственные метания «у ей внутре». Но вот почему-то не стал. Добрейшей души человек все-таки… Мы посмотрели порог, прониклись и, назвав его для себя Ключевым (странно, что не Мясорубкой), поехали в него. И было там все бодро, весело и с матерком. В последнем, самом здоровом сливе нас придержало, подразвернуло и поставило на свечу. Мы покричали, покряхтели, поцеплялись и выцарапились оттуда со слегка коричневыми тылами, но удивленно-довольными фасадами. «Моща!» - сказал Адмирал.
И о братьях наших меньших. Штурмгруппе не только отбомбила Безлюдный без просмотра и с вещами, но и с ВЯ на борту. Этот шлемазл вцепился пальчиками в лямки принайтовленных на палубе косметичек и распялился на раме, как корова в бомболюке, выпятив шары и с хрустом сдвинув ягодицы. И в таком вот приподнято-торжественном режиме он проехал весь порог. С первым прохождением охреневшего Ньюфа поздравляли уже над Баррикадным.
На вынужденной чалке, которая затянулась почти на весь оставшийся день (Касатка порвалась красиво), личный состав горячо обсуждал – что же это все-таки было? Ключевой или Баррикадный? Особо радикально настроенные предлагали название Капкан… И только мудрый М. смотрел на всех сочувственно глазами больной таксы, как бы говоря: «Эх, дети, йети вас в пассатижи…». В споры он не ввязывался, он только один раз тихонько заметил на очередной пассаж про Ключевой, что все фотографии Ключевого, которые он видел, были сделаны с левого берега, а мы как бы на правом. Но конечно на его слова в тот момент никто не обратил никакого внимания.
Этот ремонт Касатки, как оказалось, предопределил смешной и весьма необычный распорядок дня, сохранившийся чуть ли не в течение всего сплава. Выглядел он таким образом: утром все собираются, гидрятся, встают на воду и… рвутся или сдуваются, именно так. Почти сразу. Потом идет долгая ремонтная сессия, которая заканчивается, аккурат, когда солнце уходит за северо-западную стену каньона. После этого мы бомбим очередную именную срань и встаем на ночевку. Ты, читатель, конечно скажешь, что это неправильно, что мало остается времени до темноты на спасательные работы в случае аварии. А я соглашусь. Да, сука, мало. Да темнота. И добавлю, что так оно и вышло, потом. А пока меня такой режим больше всего раздражал омерзительными условиями для фотосъемки, так как в каньоне становилось темно, хотя было видно, что наверху еще полыхает солнце. Поэтому расхожая фраза о том, что «Башкаус – не фотогеничная река» все время всплывала в памяти и вызывала приступы легкого бешенства в раздражительном мире моей головы.
Итак, зашив и заклеив Касатке борт, мы докатились до Баррикадного к тому моменту, когда солнце докатилось до края каньона. Ну, тут уж не перепутаешь, как себя не напаривай. Все как в лоции, река кончилась, ее перегородила баррикада. Что было слева от нее – не помню, так как попасть туда по нашей воде можно было только на ракетном катере. А справа был гаденький заход, потом три впечатляющих слива метра по два – два с полтиной, бочки под ними размерами с две Касатки, а дальше длительное и насыщенное мокрое веселье в лабиринте камней. Мощь входа, длина и сложность выхода впечатляла. Неунывающие кричали, что вот это – точно Ключевой. Но большинство, а самое главное Адмирал уже иллюзий не строили. Топопривязка осуществилась, мы были в жопе, и предварительные ласки закончились.
Начальство поскакало по камешкам и наметило линию прохождения. А да, о камешках и линии прохождения. Камешки на Башкаусе – я вас умоляю. Я возненавидел этих блядей уже на Безлюдном. Это был скотский бройлерный курумник, образующий постоянно сыплющиеся склоны под углом градусов 45. Вообще, там было все бройлерное – обрывы, камни, бочки, сливы, прижимы, елки, бревна на берегу, наконец. Только места для стоянок были совсем не бройлерные.
А линия прохождения – это такая иллюзия, воспоминание о которой вызывало в нас хохот уже после прохождения Баррикадного. Так смеются только постовые милиционеры, когда им напоминают об офицерской чести.
Однако личный состав обоих экипажей был сделан из мяса. Поэтому он всегда рубился до последнего и выдергивал себя и пароходы за пипку из неминуемой задницы буквально в последний момент считанными гребками весел. Наверно поэтому мы шли груженые, наверно поэтому все те бесчисленные свечки заканчивались благополучной постановкой на ровный киль и зычным: «Вперед!» и наверно поэтому над линией движения, хоть и ржали припадочно за ужином, но всегда ее размечали и рвали жилы, что ее держаться. Сколько раз мы разворачивали пароход на прямой курс, уже вися над сливом? А с какой скоростью мы делали телемарки под перекрывающий рев Башкауса трубный вой Адмирала: «Через меня, блядь!». Я не знаю. А ты, читатель, знаешь?
Штурмгруппе прошла Баррикадный почти чисто, если не считать телемарка после второго из заходных мегасливов. Прыгнули первый, зашли во второй справа налево, упали в него, притопились, выплюнулись носами влево, после чего довернули оборот, и бодро допрыгали выходную часть. Мы почти в точности повторили этот краковяк, только топило нас глубже, шли мы быстрее и в выходной части где-то упали в бочку полулагом, цепляясь и доворачиваясь уже на выходе.
Зачалившись, отплевавшись и вытащивши пароход на камешек, мы попали под обаяние АЯ, который, следуя Пердедовым заветам, навалил всем по стаканчику синьки. Под одобрительно-завистливое ворчание дедушек, синюшники жахнули и радостно попрыгали по камешкам с рюкзаками на присмотренную заранее и известную в узких кругах стоянку над Баррикадным. Но нет, не все. Дело в том, что АА решил разгидриться прямо у пароходов, дабы не таскать все свое дурацкое в лагерь и обратно. А так как АА, как уже было подмечено, человек крайне неторопливый, то АЯ, Ньюф и Пердед успели не только разгидриться рядом, но и всласть наглумиться над несчастным. Тем временем я отнес чувал наверх и понял, что натер жопу и потянул сухожилие на руке. Ты, наверно, смеешься, читатель, но это все потому, что тебе, вероятно, никогда не натирало жопу мокрым неопреном после 10-часового шарахания по солнцепеку перемежающегося заплывами в ледяной воде… А вот там никто не смеялся, когда я поделился пикантным недугом с коллективом. Не дрогнув фасадами, старые покорители шестерок отправили меня к реке, налив спирта, снабдив мазью от геморроя и дав совет тщательно отмыть задницу и смазать ее немедленно. Я, однако, был терзаем тревожными предчувствиями. «Зачем же мазать жопу таким опасно скользким кремом?» - думал я. И на всякий случай поделился сомнениями с окружающими. От гогота по курумнику посыпались в реку камни.
Надо ли рассказывать, что чувствует человек, только что искупавшийся в чистейшей горной воде и стоящий нагишом в полной темноте на утесе, под которым ревет порог и над которым шумят гигантские ели и виднеется полоска звездного неба? Он чувствует, что живет. Что жизнь не проходит мимо, тихонько скребя коготками в пятикамерный стеклопакет офисного центра, а бережно и внимательно качает этого человечка в своих огромных ладонях. Может правда и от души хлопнуть в ладоши, но не сейчас, как-нибудь потом… А сейчас я поднялся на стоянку, где сидели люди, с которыми, уже казалось, прожил рядом жизнь. Пьяные, помятые, небритые и усталые, но радостные от того, что день закончен удачно, река снисходительна, вокруг тепло сухо, есть еда и спирт. И то, что ноет с поезда сорванная спина, болит потянутая рука и щипет натертая задница – казалось совершенно несущественным. За первые именные пороги я достал маленькую бутылочку рома, которым еще дома планировал устраивать маленькие праздники на маршруте.
На следующий день, спустившись к пароходу, я обнаружил сдувшийся правый баллон. Блядь, подумал я и поделился новостью с окружающими. Никто со мной не спорил, и пока собирали лагерь, свободные от вахты штопали наш пароход. Именно тогда мы с К. осознали, что на самом деле означает выражение «ебучие рога». А дело было в том, что при всех положительных качествах Аргута, в нем имелся один капитальный недостаток – его делала фирма «Тритон». И если с водным опытом и спортивными навыками у ребят было, похоже, все в порядке, судя по ТТХ их изделий, то вот культура проектирования оставляла, мягко говоря, желать лучшего. К примеру, если бы я, будучи студентом моей славной альмаматер, предложил в качестве узла в одной из своих курсовых работ те знаменитые тритоновские пластиковые кницы, которые соединяют рангоут рамы, взбешенные преподаватели вставили бы мне твердое неуд. с таким треском, что от этого позорища, я бы не избавился до диплома. Так вот, несмотря на то, что Адмирал уже внес ряд существенных улучшений в его конструкцию, часть тяжелого наследия инженерной бездарности тритоновских умельцев все же изрядно портила нам жизнь. Например, эти самые рога, которые очерчивали корму и нос каждого баллона, будучи вставленными в торцы продолин. Из этих торцов-то они и вылетали в каждой бочке, после чего закусывали между собой и продолиной складку баллона, оставляя на нем кровавые раны. Как говорится, все, что вы делаете руками – хреново, а дети у вас прелестные…
Но, как оказалось, это только прелюдия к сегодняшним ремонтным работам. Пройдя совсем немного, по тому, что в лоции называется страшным названием «простые шиверы», мы обнаружили правый баллон в состоянии прежней вялой рефлексии. Таким образом, в обед мы опять штопали пароход, переклеивая те старые заплаты, которые расползлись на нем от жары. И подошли к связке Крутой – Мельница – Пирамида… Правильно, когда солнце ушло за край каньона.
Штурмгруппе решила устроить принудительную чалку перед Мельницей так сказать для поддержки штанов. Аттракцион удался, буквально за считанные секунды, которые были отмеряны рекой, Адмирал попал спасконцом в пароход, а Пердед мгновенно намотал и заклинил его на раме. Веревка натянулась как струна, и гренадеры закопали к берегу, подтягиваемые нами. Вот только весло Пердед утратил, ага. И эта утрата была одним из тех маленьких камешков в калейдоскопе наших последующих проблем. Читатель, позволь дать тебе совет – будешь на Башкаусе, бери побольше весел, они тебе пригодятся. Все.
Для нас же связка Крутой – Мельница чем-то примечательным не была… Шли как и Баррикадный груженые, но в отличие от Касатки, без промежуточной чалки. Так же как и в Баррикадном, в начале были гигантские сливы, потом под главным из них плевок влево, телемарк и длительные водные процедуры со слаломом между камней. Нам уже даже казалось, что мы начали привыкать к постоянному падению, бешеной мощности воды, скоростям, коварству невидимых с берега струй и масштабам пролетаемых бочек. Однако как показывал каждый следующий день – зыбкая это была иллюзия…
А с Пирамидой вышел казус. Зачалившись после Мельницы, мы остановились отдышаться, починить треснувший настил под чувалами и дождаться Ньюфа, который путешествовал по курумникам после фотосъемки наших героических прохождений в сторону выхода. Далее, по замыслу начальства, в ту же суводь должна была, пройдя Мельницу, зачалиться штурмгруппе, принять собачку на борт и сплыть дальше тандемом с нами до Оныша, где, если верить лоциям, была чуть ли не баня с массажистками.
Так вот, когда бедный Ньюф проводил тоскливым взглядом родной пароход, который под ритмичные матюги Пердеда резво попрыгал мимо нас внутрь Пирамиды, он и понял, что его утратили. И о терминологии. Конечно, можно сказать «мы проебали собаку», и это не будет неточно. Но это будет грубо. И однажды кто-то очень умный, подумав об этом тщательно, подобрал замечательный заменитель этого универсального и очень широко используемого на просторах Родины глагола. У нашей машины был домкрат, но его… утратили. Блестяще, не правда ли? В общем, так Ньюфа утратили первый раз. Нам ничего не оставалось делать, как посадить шлемазла на наш пароход в позе «на приеме у проктолога держитесь за эти ручки и постарайтесь расслабиться». Ньюф пытался было сказать, что он может обойти 150-метровый скальный бом над порогом, а когда был схвачен, уестествлен и усажен на пароход с возгласом: «Не ебет, уплочено!», пытался присесть на корточки и скулить. Но Адмирала этим не проймешь. Он хлопнул Ньюфа по загривку и велел встать нормально, распереться на периметре и не ссать. Так Ньюф бомбанул свою вторую именную срань, обозначенную, впрочем, в лоции, «как самый простой именной порог в Нижнем Ущелье». Ага. Расскажите об этом Ньюфу, дорогие составители лоций, и я не дам за вашу жизнь и ломаного цента.
Что было в Пирамиде, я не помню, все эти сливы смешались в один гудящий фон. Замечу только, что вертеть пароход с упитанным ВЯ на борту значительно тяжелее, из-за этого мы чуть не утратили чалку. Мы ожесточенно копали кипящую реку, перебарывая бешеное течение, трещали сухожилия на руках, гнулись весла, а Ньюф тоскливо репетовал в сторону берега: «Чалка, чалка, чалка…», заставляя нас истерично повизгивать от смеха.
Когда Ньюф выбрался на берег, он был уже другим. Его тяжелый взгляд и чеканная поступь в сторону штурмгруппе, окончательно свалила нас в смешную истерику. Начались беспорядки. Пердед лупил себя по лысине, вопя АЯ: «Так вот ты чего так обильно жестикулировал мне, когда мы в Пирамиду сливались, не мог по-человечески сказать!», АЯ кричал Пердеду: «Брата мне чуть не проебал, клизма!», АА обаятельно ржал своим фирменным смехом над этими фантастическими придурками, а Дедушка К. снимал все на камеру. И все радовались, как дети, что собачка нашлась.
Когда мы пристали к берегу за Онышем, на штурмовом пароходе все еще разбирались, кто же из них виноват в утрате Ньюфа. Стоянка на Оныше действительно самая комфортабельная во всем Нижнем Ущелье. Личный состав, радостно развесив дурацкое на просушку, ссыпался на берег купаться.
Кстати, во время этого ужина обнаружилась интересная и забавная особенность дедушек. Дело в том, что в этот раз наконец-то достали джем. А так как оба деда были лишены плебейских удовольствий в виде синьки, они налегали на центровую еду вроде сала и сладкого варенья. Но если сало у нас водилось в избытке и особой горячности у дедов не вызывало, то вот джем являлся деликатесом, при виде которого дедушки буквально сходили с ума. «При звуках флейты теряет волю». Они суетились, крыли всех матюгами и, торопливо утирая слюни, лезли за вожделенной пачкой, роняя ложки. Надо ли говорить, что делали все остальные, наблюдая это представление?
Стоянка на Оныше запомнилась еще тем, что здесь окончательно и бесповоротно накрылся меховым изделием адмиральский фотоаппарат, замоченный в Пирамиде. Так у коллектива осталось всего два средства съемки – мой Кэнон и видеокамера Дедушки К. Запомни этот грустный момент, читатель, он тебе еще пригодится.
Следующий день обещал нам быть насыщенным. И, сука, не обманул. Встав на воду, мы довольно быстро допрыгали до Ключевого. Когда зачалились перед самым порогом на плесе, образованном подпором перед этим гигантом, те, кто устраивал жаркие споры после Безлюдного (включая вашего покорного слугу) почувствовали себя по-дурацки. О чем и сообщили радостно друг другу. Огромная горка из месива котлов, треков и камней на заходе ревела под солнцем, падая в общей сложности метров на 8 за каких-то 40 метров реки. И это только первая ступень. Я подошел к М., заворожено стоявшему над порогом. «Те фотографии Ключевого, что я видел – это пыль в шляпе по сравнению с этим. У нас охренительно много воды» - сказал он. Ну что же… Много, так много, успокаивал я себя, в конце концов, если верить лоциям – это самый мощный порог на реке. Хотя простой, лотерея, покатушки. Либо прошел, либо нет – все очень просто, а под ним вообще ровно и замывает к берегу, а вовсе не во вторую ступень. И дальше же не будет таких мощных, ведь правда, читатель?
Я привычно окинул мизансцену глазами и наметил самое интересное место для съемки – на скальной ступеньке метрах в 20 над водой прямо под памятником Базилевскому. Ждал я там долго, пока не позвали обедать. Придя к пароходам, я увидел до боли знакомую картину – дедушки штопают Касатке борт. Ну что же, это становится традицией.
Адмирал и другие по очереди ходили «уважать препятствие», пытаясь определить линию прохождения. Хе-хе… Дело в том, что всем хотелось влево, там вроде гладкие треки и нет котлов, правда есть прижим, но справа совсем трэш и тоже с прижимом, что характерно. А самым неприятным во всем этом был заход, осложненный двумя глыбами, между которыми надо было, выписать крутую букву S, чтобы слиться влево. Все обсуждали этот вариант, только мудрый Пердед внимательно изучал правую сторону и, как позже выяснилось, не прогадал.
Пока дошивали Касатку, Адмирал принял решение идти. Я поджал булки и заскучал по жене. Такой мандраж был на маршруте первый раз… А я уж было решил, что ухватил бога за бороду и пройду эту водную знаменитость на халяву. А вот нет. Дядя М. тоже выглядел весьма собранным. Да и К. помрачнел. Только Адмирал оставался безмятежен. «Копать до последнего, суки, не сдаваться, пока хотя бы пипки из пены торчат! А если ляжем, то не ссать, не на Клязме.» - напутствовал он нас, и мы пошли.
Облизав первую глыбу как по нотам, мы сунулись влево. Солнце уходило за каньон, где-то далеко внизу маячило улово, где-то далеко вверху отражатель у памятника. Страшно. Тяжелый, груженый пароход стремительно ускорялся. Влево мы не угребли, не хватило двух гребков. М. перецеплял, я не дотабанил и нас понесло лагом на вторую глыбу. Радужные перспективы, мамкина норка – полечь о постамент на заходе всего этого гидровертепа! Но Адмирал у нас душевными метаниями не страдал. «Вправо идем кормой!» - сказал он и добавил, что он про нас, тщедушных думает. Но это мы уже не услышали, так как падали в первый слив непосредственно жопкой вперед. «Держись!» - было скомандовано таким голосом, каким обычно командуют: «Пиздец!», а эта команда характерна тем, что подается один раз. Удар, всплыли, идем пока по правому треку, что же будет в прижиме? И тут, после очередного слива нездорово потащило влево, отчего я разом вспотел в холке. Влево – это значит в центр порога, в самую его середину. А что у нас в середине? Котел размером с грехи мои тяжкие, куда никому не хотелось ни на просмотре, ни сейчас. Я бросил бесполезные попытки выравнивать пароход, схватился за раму и обернулся. Лучше б я этого не делал. Там на меня смотрела пенная жопа таких размеров, что перед ней меркнет размах отечественной коррупции. Вот блядь, успел подумать я, мы упали в самый центр котла и погрузились целиком в пену. Читатель, ты наверно думаешь, что там варит? Мы тоже так думали. Но пароход наш набрал такую скорость, что нас вышибло из котла как пробку от шампанского и тут же скинуло под правую стену в прижим. Все встрепенулись, отпустили раму, закопали и выровняли кат, пройдя в полуметре от правой створки ворот на выходе из первой ступени. Потом был выходной слив в воротах и все. Мы в дамках. Ради этого живешь, черт побери, думал я, пока Адмирал, матерясь, тщетно пытался заставить свой ошалелый от радости экипаж зачалиться, чтобы не уйти во вторую ступень.
«Да не ссыте! Адреналин льется, я понимаю, сейчас такое состояние, как будто только с бабы слез» - успокаивал он нас перед порогом, как испуганных лошадей. Нет, дорогой В.! Как с бабы слез – это после крайнего слива было, а тогда наверху, считай, что и не вставал вообще, такие дела.
Пердед изучил наш кормовой опыт весьма внимательно, пока стоял на страховке. И он не стал изобретать велосипед. Наше прохождение развеяло всякие его сомнения, он двинул свежезаштопанную Касатку прямо по нашим еще не остывшим следам. Шел Пердед по запаху адреналина наверное, шквал его знает… Удивительно точно повторив наши метания в котлах, штурмгруппе благополучно зачалилась рядом с нами.
Смотреть вторую ступень никто не стал. Там что-то невнятно булькало, и виднелся внизу прижим. Большинство камней по нашей воде оказалось залито. Совершив несколько кругов почета Ключевому в водоворотах приютившего нас улова, штурмгруппе наконец смогла перегрести струю и упрыгала во вторую ступень. Зачалившись за порогом, они передали по рации, что они собрали какой-то камень и вообще внутри втыкает. Но нам уже воткнуло по самые гланды, поэтому мы не обратили особого внимания на предупреждение. Когда мы свалились в первый слив второй ступени, переосмысливать прошлое уже не было времени. Мы понеслись по безумному месиву сливов и гигантских валов в метре от правой стены со страшными острыми уступами на ней. Иногда мне казалось, что на очередном уступе мне разнесет вдребезги коленку, и я еле успевал выдернуть весло. «От прижима!» - орал Адмирал, и мы гнули весла, с натугой взбираясь на очередной вал. Удачно проскочив неприятный камень в третьей ступени, на который присела Касатка, мы выскочили из Ключевого.
«У меня ощущение, что нас капитально куда-то заманивают, чтобы там где-то очень не иллюзорно выебать» - мрачно сказал М., когда мы разгружали хабар на очередной знаменитой стоянке, что по левому берегу за Ключевым.
Стоянка была в лучших башкаусских традициях. 10 метров вверх по бройлерному курумнику, микроскопическая, заваленная обломками скал ступенчатая полка и отвесная скальная стена до неба. Но был один плюс – скамьи вокруг кострища и дощатый настил, которые после небольшой, но бурной модернизации превратились в вполне приличный стол, лавки и даже барную стойку. Разровняв камни, вырубив кусты и кое-как впихнув на образовавшиеся пятачки палатки, синюшники крупными глотками начали снимать стресс, накопившийся после Ключевого. Адмирал веселил народ историями, весело гоготал обаяшка АА, дедушки хрючили джем, и всем было хорошо. Наверно поэтому дед К. поддался на уговоры личного состава и показал-таки свежеотснятые кадры нашего "геройского" прохождения Ключевого жопкой вперед. Надо было добить первый севший аккумулятор. Эх, читатель, плохая это примета – смотреть съемку прохождений в походе, запомни мои слова…
В конце вечеринки каким-то образом я попал в лапки к К., АА и АЯ, остальные отбились. У меня не было шансов. Как я дошел три метра вверх до палатки, не ссыпавшись в реку – я не помню. Говорят, очень переживал, пока шел, и даже голосил, пугая белок: «Я дошел! Я добрался до лёжки, мамкина норка!»…